«Я знаю, птичка. Знаю, мать твою».
При виде наших с Эш объятий брови Китона буквально взлетели. Хотя ему уже давно стоило понять, что Эш отличалась от моих обычных служащих. Она значила для меня куда больше. И то, что я никак не мог это сформулировать и продолжал отрицать, не изменяло этого факта. Мой умный брат теперь это понял совершенно ясно.
— Мама не должна об этом знать, — сказал я Перри, когда он сел рядом с Китоном.
— Что ты влюбился? — усмехнулся он, решив меня подразнить.
Эш фыркнула сквозь слезы, а потом отстранилась и улыбнулась мне.
— Что такое? Ты влюбииииился?
Я закатил глаза, когда она так растянула это слово, чем вызвал у Тинсли приступ смеха. И хоть они все сейчас меня дразнили, я был рад, что тройня Мэннфордов не растерзали Эш, лишив ее этой способности.
— Это похоть, Золушка. Я охвачен вожделением. Счастлива?
Она тихо рассмеялась и поцеловала меня в губы.
— Очень.
Креветка что-то запел и замахал крыльями, а потом стал клевать меня в голову за ухом. Чертова птица обожала искать жуков в моих волосах. Эш говорила, что он так проявлял свою заботу. Я же находил это невозможно странным.
— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Уинстон позволит птице клевать его в голову, — не без удовольствия протянул Перри. — Это так забавно.
Я показал ему средний палец и снял попугая с плеча, погладив его по крошечной голове и попросив оставить меня в покое. Креветка что-то чирикнул, а потом полетел к моей люстре. Той самой, что отныне стала его чертовой площадкой для игр.
— Но я серьезно, — снова обратился я к Перри. — Мама слишком многое себе позволяет. Я сам разберусь со всем дерьмом.
— Что именно ты имеешь в виду? — спросила Эш, нахмурившись.
— Этих ублюдков.
— Что ты задумал? — ее ореховые глаза полыхнули яростью. Не из-за меня. Причиной были тройняшки. Эш хотела, чтобы они заплатили. Что ж, нас таких уже двое.
— Сделать им больно. Так, чтобы их мамочка уже не смогла откупиться.
— Мне следует знать подробности? — спросила она.
— Думаю, тебе лучше оставаться в неведении. Сможешь правдоподобно все потом отрицать.
Эш никак не могла удерживать бесстрастное лицо. А мне не хотелось, чтобы у нее возникли неприятности, если она выставит свои мысли на всеобщее обозрение.
— Что там с твоим отцом? — я провел пальцем по всей длине ее руки, и порадовался, когда по коже Эш побежали мурашки. Я совсем забыл, что у нас была аудитории, состоявшая из молодняка Константинов, пока Китон не рассмеялся.
— Папа в ярости, — со вздохом призналась Эш. — Он сказал, что если Мэнди выберет сторону тройняшек, то ему придется выбрать мою, — она положила голову мне на плечо. — Так ужасно, что его поставили перед этим выбором.
Я не стал напоминать ей, что он попал в это положение в первую очередь по своей вине, поскольку выбрал ужасную женщину.
— Ммм, — только и выдавил я.
— Звук, предвещающий чьи-то страдания, — весело произнес Перри.
— Заткнись.
— Обычно он раздает приказы мне, — съязвила Эш. — Думаю, самое время принять меня в команду Константинов.
— Ты не в команде, — буркнул я.
— Вроде того, — заспорила Эш, отчего Тинсли усмехнулась.
— Если мы — команда, то ты носильщик нашего инвентаря. Только с сиськами.
Эш ударила меня по груди.
— Нет, скорее талисман.
— С каких это пор команде Константинов потребовался талисман в виде нищей горничной, напрашивающейся на комплименты?
— С этого самого момента, — Эш усмехнулась. — Или я могла бы стать вашей болельщицей.
— А это меня устраивает, — моя улыбка явно больше походила на волчий оскал.
— Знаете, а у меня на заднем сиденье машины как раз завалялась форма чирлидерши, — протянул Перри, поигрывая бровями, как настоящий идиот.
— Прозвучало так, будто ты извращенец, — со смехом произнес Китон.
— А я и есть извращенец.
Мы с Эш расхохотались. Ведь были в этой комнате единственными настоящими извращенцами. Маленькие Константины могли претендовать разве что на звания подражателей.
— Ладно, придурки, — я поднялся, по-прежнему удерживая Эш на руках. — Бегите домой к своей мамочке. Мне очень нужно поспать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тупица, она и твоя мать, — бросил в ответ Перри.
Проигнорировав его, я отнес Эш в ее комнату и ногой захлопнул за нами дверь. Когда я бесцеремонно бросил девчонку на кровать, она показала мне язык. Пока избавлялся от костюма, Эш скользнула под одеяло, а я забрался следом, когда остался в одних боксерах.
— Где там твой дурацкий купон, — спросил я, притягивая Эш к своей груди и вдыхая аромат ее волос.
— Купон на объятия, который ты уже использовал?
— Он самый.
— Ты не можешь использовать его повторно. Купоны так не работают.
— Тогда сколько ты хочешь за объятия? — я поцеловал ее в шею.
— Обнимай бесплатно, — выдохнула она. — И считай это подачкой нуждающемуся мальчишке.
— Соплячка.
— Тебе нравится моя дерзость.
«Это так».
В квартире повисла тишина, а значит мои братья с сестрой ушли. Даже Креветка решил замолчать. Глаза стали закрываться, когда мною начал овладевать сон. Я чертовски сильно устал, в том числе и от долгого перелета. Сейчас уже позднее утро, но с таким же успехом могло быть два часа ночи, учитывая то, как слипались глаза.
— Уин?
— Ммм?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что ты — это ты.
— Ты такая глупышка, когда грустишь, — заметил я хриплым сонным голосом.
— Мне больше не грустно, — на мгновение в комнате повисла тишина, прежде чем Эш добавила: — Доброй ночи, Константин.
— Уже утро, Золушка.
— Но все еще доброе.
— Ммм, с большой натяжкой.
— Уже доброе, — поправилась она.
С этим я не стал спорить.
Глава 20
Эш
Я отложила телефон, чтобы убрать волосы в хвост. На лице все еще блуждала улыбка после последнего сообщения Уинстона. Этим утром мы обменивались шутливыми замечаниями между его деловыми встречами. Очевидно, стряслось что-то серьезное с одним его клиентом в Париже, и теперь он занимался ликвидацией ущерба. Я была измотана этими адскими выходными, а Уинстон к утру понедельника оказался свеж и готов к работе. Было трудно найти мотивацию, чтобы встать утром с постели, но Уин усыпил мою совесть, сказав, что сегодня у меня выходной.
Телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Закончив с прической, я снова взяла смартфон, чтобы посмотреть, что еще хотел сказать мой пошлый парень.
Однако папино сообщение меня не порадовало.
Папа: Приезжай домой, милая. Мэнди и мальчиков нет. Тут сейчас безопасно.
Он уже не первый раз писал мне подобные сообщения с тех пор, как тройняшек арестовали субботним вечером. Я понимала, что он беспокоился обо мне, но не чувствовала, что он сделал все возможное для моей защиты. Отец потерял бдительность, и они тут же этим воспользовались.
Я: Теперь у меня есть своя квартира. Там я в полной безопасности.
Даже если я ею не пользовалась, она у меня действительно была. К тому же отец должен был понять, что я туда не вернусь. И мне не нужна больше его опека. Я сама о себе позабочусь.
Телефон зазвонил, но я не узнала номер, потому не стала отвечать и пошла в гостиную к Креветке. Между прутьями его клетки я увидела открытку с Эйфелевой башней. На обороте красовалось одно предложение, написанное красивым каллиграфическим почерком Уина.
«Вечером идем ужинать, моя девушка.
У.»
И это не было вопросом. Лишь типичное требование в стиле Уинстона. Но такое безумно милое и романтичное… для него. Я рассмеялась и прижала открытку к груди, с губ слетел счастливый вздох. Я не знала, во что выльются наши отношения, но теперь сомневалась, что они закончатся в скоро времени. Эти выходные, казалось, только укрепили нашу связь.
Телефон снова зазвонил, и я решила ответить на случай, если это Уинстон. Не у многих был мой новый номер.
